К дню шахтера
Нам завяжут глаза,
Чтобы мы не поранились светом.
И поднимут в клети в странный мир, где не та тишина.
А потом мы умрём, опьянённые радостным ветром…
…Нам закроют глаза…
С середины XIX в. в шахтах для откатки угля стали использовать лошадей. Шахтеров, работавших под землей на лошадях, называли вожаками (коногонами). Лошади понимали все команды: «прими вправо», «прими влево» — выполнялось безошибочно. «Крути» — разворачивалась на 360 градусов, «пошла шагом» — шла с грузом степенно, размеренно. Каждая лошадь знала своего хозяина по голосу и с трудом привыкала к новому коногону. Поэтому люди в шахте старались работать с одними и теми же лошадьми.
Шахта «Северная» в Кемерово была одной из немногих шахт в Советском Союзе, где использовалась конная тяга. Лошади работали на откаточных штреках при доставке лесоматериалов для крепления выработок, на горизонте 360 метров между шахтами «Северная» и «Центральная», где наблюдалось большое выделение газа метана. Ну и, конечно, на лошадях вывозили уголь.
Лошади в шахте проходили расстояния в три-пять километров и более. Жили постоянно в шахтных конюшнях, иногда их вывозили на поверхность клетью с глубины 360 и 260 метров, но только ночью, чтобы они не ослепли от яркого света.
Одна лошадь могла тянуть 8 вагонеток весом 1,5 тонны каждая. Как полноправный и умный работник лошадь умела определять количество вагонеток при формировании своего маленького состава по звуку сцепления при соединении вагонеток и ни за что не соглашалась оставаться дольше положенной смены на работе. Она рвала постромки и бежала в свою конюшню по колее, по рельсам, и без освещения безошибочно находила дорогу.
До появления жесткой сцепки лошади определяли количество вагонеток по стуку колёс и так же отказывались везти состав, если прицепляли лишнее. Но часто лошадь обманывали, заматывая колёса тряпками и цепляя по десять или одиннадцать вагонеток.
Лошади в шахту опускались лишь один раз. Прямо здесь для них была выстроена конюшня. Несмотря на то, что со временем большинство лошадей под землей слепли, все другие чувства у них развивались необыкновенно.
Большинство лошадей быстро осваивали арифметику. При сцепке каждая вагонетка издавала громкий щелчок. Нормой для лошади были три вагонетки. Попытки заставить их тянуть четыре вагонетки, не приводили ни к чему. Савраски по щелчкам определяли, что им прицепили лишний груз. И даже не пытались стронуть воз с места. Просто стояли и ждали, когда лишнее отцепят.
В. Овчинников. "Назад в будущее"
Многие сегодня ошибочно полагают, что пони — это лошадка, которую специально вывели для обучения детей верховой езде. Однако, история пони, как породы лошадей, напрямую связана с развитием угледобывающей промышленности. Во многие горные выработки, где люди работали в полусогнутом состоянии, обычная лошадь не могла пролезть чисто физически, поэтому появление на свет маленькой лошади, сила которой была сопоставима с силой двух тяжеловозов, стало настоящим событием в мире горнодобывающей промышленности. И пони работали днем и ночью в шахтах. Там у них были стойла, там их кормили и поили, а когда сроки службы лошади в шахте заканчивались (если лошадь, конечно, выживала), то их поднимали на поверхность.
После того, как шахтеры одной их шахт массово обратились в веру, лошадей пришлось переучивать. Они привыкли реагировать на матерную брань и отказывались исполнять команды без мата.
Американцы использовали для работы в шахте мулов. При своем низком росте и спокойном темпераменте мул в низких выработках проходил легче, чем лошадь, к тому же он выносливее. В 1964 году правительство США приняло закон, запрещавший использование любых вьючных животных в шахтах. На этом более чем вековая карьера шахтных мулов закончилась.
Возгорание повозки с сеном для мулов стало причиной пожара в американской шахте Cherry в 1909 году. Тогда в дыму задохнулось около 270 горняков.
В музее-заповеднике "Красная Горка" в День шахтёра 2008 года открылась новая скульптурная композиция "Коногон", установленная в память о тяжёлом труде в шахтах Кузбасса XX века.
Оригинальный текст
"Всё, что вы видите во мне — это не моё, это ваше. Моё — это то, что я вижу в вас." — сын Марии Ремарк