мой перевод:
Когда смотришь на скульптуры Софи Райдер, осознаёшь что все её скульптуры являются её фантазиями на тему - человек и природа; и её ответом на личное отношение к миру животных - выражением ее внутреннего мира.
https://suehubbard.com/sophie-ryder/
Сама художница с ее копной прерафаэлитских волос и ее страстью к бегу, которым она занимается каждый день со своими собаками - выглядит как фея из сказки и это её зачарованное искусством состояние отражено в ее искусстве. Это искусство, которое она в значительной степени сама изобрела, поскольку оно мало связано с современными школами или стилями, и его можно проследить по прямой линии - от ее первого увлечения ювелирным делом в детстве на субботних утренних уроках рисования, где она научилась делать украшения из проволоки - "согните и придайте форму маленьким кусочкам медной проволоки" - говорила классу учительница и дети задумчиво создавали своих фантазийных существ.
Витая проволока, мокрая штукатурка и опилки, а также детали старых машин и обломки детских игрушек являются ее основными материалами сегодня.
Работы Софи - органичны. Она не переживает и соответствует никаким художественным движениям и теоретическим стилям скульптуры, как не интересуется текущими скульптурно-теоретическими дебатами, она создаёт свои скульптуры которые являются её личным ответом на мир природы и выражением ее внутреннего мира.
Софи - дочь матери-француженки Жаклин Базен и отца-англичанина Уилфреда Райдера, который владел и редактировал журнал «Письмо с Флит-стрит», она получила комфортное воспитание среднего класса, хотя и несколько богемное. Лето Софи проводила на юге Франции в доме своей матери, Домен де ла Моретт, где Софи свободно бегала по ферме и винограднику, не видя необходимости переодеваться, пока ей не исполнилось пятнадцать. Подозрение на лейкемию в детстве помешало ее обучению и в течение долгих отрезков времени в больнице, она мечтала и рисовала. Она знала, что всегда хотела быть художницей и ничем другим особо не интересовалась. Потом была - смерть ее брата Марка в автокатастрофе во Франции, и это еще больше подорвало её душевное состояние.
Софи бросила школу, и потом ей пришлось нагонять образование с домашними учителями, чтобы поступить в художественную школу. Затем последовали Кингстонский политехнический институт и школа Королевской академии. Софи Райдер была самой молодой студенткой после Тернера, когда-либо принятой в Королевскую академию.
Сегодня Софи живёт в отдаленном уголке Англии недалеко от Сайренчестера со своим мужем-фотографом Гарри Скоттом, с которым она познакомилась, когда ей было семнадцать, она занимается игрой на гитаре, когда не занимается своим искусством.
Особое удовольствие доставляет Софи приготовление домашней еды для ее мужа и двух дочерей, одной из которых тоже разрешили бросить школу в шестнадцать лет, чтобы следовать своей страсти к музыке и пению. Это её жизнь - создания искусства.
У Софи отвращение к телевидению, и к сидению без дела - не быть занятой.
Ее распорядок дня - строг, ее подход к жизни - дисциплинирован. Эти биографические подробности не случайны; ибо тон и тенор жизни Софи Райдер отражены в ее искусстве. Они - перетекают друг в друга. Ее жизнь — не что-то отдельное или обособленное, а источник, из которого рождается ее искусство.
Софи известна своими зайцами, и ее работы часто сравнивают с работами Барри Фланагана, но побуждение совершенно иное, как и у Йозефа Бойса, для которого заяц стал частью его шаманского мистического словаря. В 1989 году Райдер была огорчена, посетив дом своей матери во Франции, и обнаружила жаркий и душный сарай, который марокканский фермер использовал для разведения кроликов. Из-за жары несколько кроликов погибли; те, что были еще живы, прыгали среди умерших. Это казалось жутким и сюрреалистичным, и она почувствовала необходимость записать этот опыт в серии рисунков, что в конечном итоге привело к ее скульптуре «Храм 200 кроликов » 1999 года.[Temple to the 200 Rabbits]
Заяц, в отличие от кролика, никогда не был приручен, но, как и кролик, его часто использовали как символ плодородия или возрождения, а также игривой сексуальности. В средние века считалось, что он обладает преобразующей силой, и считалось, что ведьмы могут превращаться в зайцев.
Долго ассоциирующийся с весной, обычно пугливый европейский заяц-русак меняет свое поведение в то время года, когда его можно увидеть «боксирующим» средь бела дня или гоняющимся за другими зайцами по лугам. Первоначально считавшееся соревнованием между самцами за доминирование, более пристальное наблюдение показало, что эта практика обычно заключается в том, что самка бьет самца либо для того, чтобы показать, что она еще не совсем готова к спариванию, либо для проверки его решимости. Именно это поведение дало нам название «Безумный мартовский заяц». В африканском фольклоре заяц воспринимается как обманщик, в Индии и Японии - имено форму зайца, можно увидеть в темных пятнах луны, а не лицо человека, в то время как созвездие Зайца, как говорят, представляет собой заяц. В отличие от кроликов, зайцы не живут в обществе. Они одиночки. Детеныши рождаются с мехом и открытыми глазами, а кролики голые и слепые. Однако Софи Райдер не заинтересована в создании копий. Она рассказала: «Я леплю персонажей и существ — собаки, зайцы, минотавры — все это персонажи, выходящие за рамки просто животных». Детеныши рождаются с мехом и открытыми глазами, а кролики голые и слепые. Однако Софи Райдер не заинтересована в создании копий. Она сказала: «Я леплю персонажей и существ — собаки, зайцы, минотавры — все это персонажи, выходящие за рамки животных».
На самом деле заяц предоставил ей прекрасную метафору для обсуждения сложного спектра человеческих эмоций, поскольку наблюдательный человек увидит, что тело ее скульптур женское — фактически ее тело, — в то время как только голова принадлежит зайцу. Но ее скульптуры — не просто гибриды. Ибо головы — это маски. И, как и в древнегреческой драме, маска играет важную роль.
Театр Древней Греции развился из религиозных обрядов, которые датируются по крайней мере 1200 г. до н.э. Культ Диониса практиковал ритуальные празднования, которые могли включать алкогольное опьянение, оргии, жертвоприношения людей и животных и, возможно, даже истерические буйства женщин, называемых менадами. Несдерживаемые танцы и эмоциональные проявления создали измененное психическое состояние, известное как «экстаз», от которого и произошло слово «экстаз». Дионисийские, истерия и катарсис также происходят от греческих слов, обозначающих эмоциональное освобождение или очищение. Экстаз был важной религиозной концепцией для греков, которые стали рассматривать театр как способ выражения сильных эмоций посредством ритуала. Маска была центральным элементом этого процесса, а также средством демонстрации преувеличенных эмоций, при этом скрывая индивидуальность актера и защищая его личность.
В постфрейдистском мышлении маска имеет другие резонансы. Фрейд разработал свою теорию толкования сновидений на основе своей модели психики. Сны, утверждал он, являются выражением желаний, исходящих из Ид, которые суперэго пытается подвергнуть цензуре. Чтобы донести свои желания до сознания и избежать цензуры со стороны суперэго, подсознание использует то, что Фрейд называл «трансформациями». Эти преобразования упаковывают запретный сон в то, что в противном случае видится спящему невинными образами в попытке разрешить какой-то внутренний конфликт. Трансформации — это инструменты, которые подсознание использует для маскировки того, что Фрейд называл латентным содержанием, путем изменения его внешнего вида на явное содержание; то есть то, что сновидец буквально видит во сне.
Используя зайцев, Райдер создала своеобразную иконографию, чтобы говорить о женском желании, без необходимости прямо раскрывать себя или делать свою работу автобиографичной. Говоря о глубоко укоренившихся влечениях, ее фигуры с принятием маски зайца становятся универсальными.
Создавая работы в героическом и часто театральном масштабе, она создала пантеон Зайчат-Леди, способных выражать не только внутреннюю скорбь, как в «Интроспективе 2003», созданной как ответ на события 11 сентября, но и жизненную и открытую сексуальность.
Надев маску, ее персонажи могут разыгрывать свои трансгрессивные импульсы и исследовать свою животную природу, а также исследовать то, что является табу. Зайца также можно рассматривать как ответ на ее более раннюю мужскую фигуру Минотавра - бык-получеловек, образ, который Пикассо часто использовал, говоря о мужской сексуальной доблести.
Диалектика внешнего и внутреннего исследуется в работах Софи вместе с идеями бытия и небытия. Отчуждение и включение также разыгрываются в её крупномасштабных работах, где зритель может буквально забраться внутрь гигантских скульптур, подобно ребенку, вновь вошедшему в утробу матери. Таким образом, Минотавр и Зайчиха предполагают не только образы идеализированных любовников или мифических пар, но и бинарные и воюющие противоположности; тьма и свет, инь и ян внутри нас всех.
В книге «От чудовища до блондинки» [ From the Beast to the Blonde Marina Warner] Марина Уорнер говорит о символическом значении трансформации в мифах и сказках. «В то время как звери-самцы обычно прокляты какой-то злой силой, героини сказок - женского пола - обычно добровольно связаны чарами; они часто с готовностью соглашаются на изменение внешней формы, чтобы убежать от сексуальных домогательств потенциальных насильников и соблазнителей».
Она добавляет: «это явление метаморфозы как свободы пропитывает образность сказок и язык, на котором они передаются; звериная маскировка героини позволяет ей выйти на новую территорию выбора и речи; и очевидная деградация работает на нее, а не против нее. Стать на некоторое время - зверем – медведицей – может быть предпочтительнее, как временная мера сужений женского облика. Форма животного отмечает порог, который она преодолевает, прежде чем она сможет взять под контроль свою личность. Уорнер продолжает: «как отверженная, отвергающая предъявленное ей сексуальное требование, ее маскировка — осел, кошка или медведь — воспроизводит традиционную иконографию той самой страсти, от которой она бежит». Таким образом, животная волосатость трансмутируется, чтобы отождествиться со свободой и похотью.
Переход от фигуры девушки-беглеца, защищающей свою девственность, одетой в звериную шкуру, трансформируется в образ сексуальности. Волосы, как длинные локоны Марии Магдалины, становятся вуалью, скрывающей постыдную женскую наготу. Волосы на теле становятся образом похотливых намерений и желаний, напоминая зрителю о нашей близости к бессловесным животным и о нашей врожденной близости к природе.
Таким образом, уши зайцев Софи Райдер могут быть прочитаны как метоним прядей волос (возможно, ее собственных прерафаэлитских прядей). Заяц мутирует в альтер-эго. Его покрытое волосами тело становится визуальным символом скрытого внутри женского желания, что соответствует фигуре зрителя, скрывающейся в центре одной из ее огромных скульптур. Сексуальная, вакханальная динамика ее работ, пожалуй, наиболее очевидна в ее рисунках, где четко очерчены маска и человеческое женское тело.
С годами размер, масштаб и амбициозность работ Софи Райдер росли вместе с ее техническим мастерством. Она начинается с арматуры, которая является основной структурой, вокруг которой строится скульптура. Для больших деталей она приваривает толстые стальные стержни, чтобы добавить дополнительную прочность. После этого добавляется слой мелкоячеистой сетки, на который она начинает наращивать форму из скрученной проволоки разной толщины.
В других своих смоделированных формах она работает с гипсом, хлопая большими горстями, а затем проводя пальцами по мокрому месиву, так что гипс просачивается между ними, а текстура поверхности определяется натянутыми линиями. Эти шероховатые поверхности и бороздки остаются даже при отливке из бронзы. Проволочная «кожа» зайца гораздо менее плотная, поэтому поддерживающая арматура видна так же, как карандашные линии могут быть оставлены для обозначения мыслей художника на рисунке. В её произведении появилась новая монументальность. Это уже не просто заяц, а нечто архитектурное; жилище, в которое можно войти и пройти.
Софи также создаёт рисунки из проволоки, техника, которую она изобрела около пятнадцати лет назад и которая берет свое начало на тех далеких субботних утренних занятиях по изготовлению ювелирных изделий. Ее более ранние рисунки из проволоки середины 90-х были сравнительно простыми, когда один виток проволоки создавал контур рисунка. Те рисунки, что она делает сейчас, зависят от большей степени технического мастерства и стилистически гораздо более сложны. Изгибая, скручивая и сжимая проволоку, которая закреплена на вертикальной поверхности стены, она использует проволоку как графит или уголь, для создания плавной линии и для создания темных областей плотности. Используя необработанную отожженную проволоку, она в основном сосредоточилась на частях тела; глаза ее дочери или ее собственные руки, где пальцы одной руки выходят из центра сжатого кулака, как чашелистики из середины цветка. Ее огромные собачьи лапы в скульптуре 2005 года показывают каждую мелкую деталь; когти, встроенные в их мягкие кожистые подушечки, а также бахрома из щетинок, которые их защищают.
В то время как по определению есть что-то глубоко антропоморфное в фигурах Софи Райдер, на которые и она, и зритель могут проецировать человеческие эмоции, такие как - желание, любовь, уныние и нежность, но когда она помещает свои скульптуры в щедрый ландшафт Йоркширского парка скульптур, ее работы внезапно освобождается от ограничений белого куба галлереи и находясь снаружи, ее фигуры становятся дикими и возвращаются к своему звериному состоянию. Неприрученные ограничениями галереи, они обретают дикое достоинство.
Зайцы Софи Райдер — оборотни, мохнатые анархические существа, способные выражать все свободное и запрещенное условиями социализированного поведения. Их превращения предполагают мощную магию, а их облик — что-то нечестивое. Волосы становятся барометром свободы; ибо когда его контролируют, связывают и холят, это признак культурной сдержанности и нравов цивилизации. Свобода, с другой стороны, носит распущенные волосы в диких локонах.
Софи Райдер с ее буйными и анархичными зайцами отвергает неухоженную красоту и легкие стереотипы современной женственности; прекрасная стройная молодая девушка, хорошая жена и мать, как часть - дикого, игривого и неукротимого животного, которое она утверждает и признает в себе.
оригинал эссе:
https://ysp.org.uk/exhibitions/sophie-ryder-exhibition
Я всегда вязала, когда детей ждала. 
