"Мы едем в Коневский скит, - во имя Божией Матери Коневской, верстах в шести от монастыря...
Погода серенькая, дождливая: унесли лето журавли. Едем лесом. Остро пахнет грибами, осеннею горьковинкой хвои. Намокшие лапы елей цепляют нас за шляпы и осыпают дождем. Неуютно теперь в лесах. А как пойдут настоящие осенние дожди да бури, леса зашумят-завоют, повалят лесные буреломы, - жутко тогда в лесах. А отшельники по глухим скитам будут выстаивать ночи на молитве, а днями колоть дрова и собирать валежник. А рыбаки-монахи на своих древних ладьях выйдут на бурную Ладогу закидывать свои сети-мрежи; на кирпичном заводе трудники будут мять мокрую глину на кирпичи, каменотесы - ломать на горах гранит. Бури, ливни, метели, - все едино: Валаам не остановит своей работы - служения "во имя": подвижнических трудов, молитв. Светит им Свет Христов...
Ну вот, приехали. Поперек дороги мокрый плетень из хвороста, - дальше и нет пути: тупик, скит.
Отыскиваем в плетне проходик. Видим с холма озерки, кусты и церковку. Сеет дождик, скучно шуршит по листьям. Идем мимо черных огородов, доходим до деревянной церковки, - ни души. Воистину - скит, пустыня. Церковка заперта.
За огородом, на холмике, две смежные избушки. Это кельи пустынников, связанные сенями. Плачут в дожде оконца, дымок курится и стелется, дождь надолго. В каменистой горке выбита криво лесенка. Мы, скользя, поднимаемся к избушкам. Да где же скитники? Заглядываем в сени и видим: вот они, жители пустыньки. На полу сидят трое: седенький, тощий старичок в скуфейке, приятный такой лицом, мертвенно-восковым, бескровным; черноватый монах, лет сорока, кряжистый, с горячими глазами, и юный послушник, светлоликий, с тонкими чертами, в золотистых локонах, как пишут ангелов. Сидят молча и старательно чистят лук, режут ботву с головок.
- Бог в помощь, здравствуйте!
Возглас пугает их. Так они были заняты работой - а может быть, и мысленной молитвой, - что не слыхали, как мы вошли.
- А, Господи помилуй...- сказал старичок-схимник, и я понял, что это о. Сысой, о котором говорил нам странник. - Лучок вот режем, Господи помилуй.
Прочие только поклонились и продолжали резать. Не вовремя мы, видно, попали. Стоим, молчим. А они продолжают резать, будто нас здесь и нет. Наконец схимонах говорит опять, будто с самим собой:
- Лучок вот режем, Господи помилуй.
Я думаю: они разучились говорить и молчат от смущения. Прошу показать нам церковку и келью о. Дамаскина.
- Возьми ключи да покажи им... все обскажи про батюшку...- говорит старичок мальчику в локонах. - А угостить-то вас и нечем... Господи помилуй...
Мальчик ведет нас к церковке, скребет огромными сапогами по камням. Церковка небогатая, бревенчатые тесаные стены, скромный иконостас; дощатый, в сучочках, пол. Пахнет сосной и ладаном