Перечитывая Чехова в июне 2021 по пути из Москвы в Санкт-Петербург и обратно

[TatianaIv]

ослепительная эта синева неба и воды будет с нами весь день, а пока подплываем, идем по шхерам архипелага, уйти с палубы невозможно!

[TatianaIv]

Решила нарушить хронологию и вот почему.
в церковно-сувенирной лавке при монастыре купила я вот эту книжку



несколько лет назад я буквально зачитывалась его произведениями, самое известное из которых "Лето Господне" - чудесная светлая книга, для чтения и в грусти, и в радости одинаково подойдет

сейчас снова взяла в руки, пробежалась по знакомым страницам и такое удовольствие снова пришло, и созвучие моим впечатлениям, что напишу я пожалуй дальше о нашем посещении Валаама в соавторстве так сказать с этим великим на мой взгляд, но незаслуженно забытым писателем.

Цитаты будут длинные, но не могу отказать себе в этом удовольствии

[TatianaIv]

"Валаам остался, уцелел. Все тот же? Говорят, все тот же. Слава Богу. Ну, конечно, кое в чем переменился, - время, новая судьба. Говорят, - туристов принимает, европейцев. Это не плохо, и для него не страшно: "да светит миру". ... Но он стоит и ныне, Светлый... Его не разрушают, не оскверняют, не - взрывают. Суровая Финляндия к нему привыкла. Ведь и в прошлом он был в ее границах: природа их объединила. Помню, сорок лет тому, "полицейский надзор" над ним держали те же финны. Валаам чужим им не был: такой же, как и они - суровый, молчаливый, стойкий, крепкий, трудовой, - крестьянский. Валаам остался на своем граните, "на луде", как говорят на Валааме, - на островах, в лесах, в проливах; с колоколами, со скитами, с гранитными крестами на лесных дорогах, с великой тишиной в затишье, с гулом леса и воли в ненастье, с трудом - для Господа, "во Имя". Как и св. Афон, Валаам, поныне, - светит. Афон - на юге, Валаам - на севере. В сумеречное наше время, в надвинувшуюся "ночь мира", - нужны маяки."

Так писал Шмелев в 1935 году. Сейчас время другое, нет уже больше угрозы осквернения и разрушения монастыря, а монастырь как был, так и остается маяком и понимаешь это, находясь там, всем сердцем.
так что пойдем, а точнее поплывем к монастырю вот на таком замечательном в своем почтенном возрасте корабле да с созвучным названием -Северный Афон! (не нашла почему-то фото его в полный рост, Дима, помогай!)

[dmilokt]

не нашла почему-то фото его в полный рост, Дима, помогай!)

Есть только такая:

[TatianaIv]

"Мы проходим в монастырские ворота, которые называются - святые: над ними церковь Петра и Павла. Дальше - еще ворота. Говорю: "как в крепости живете!" О. Антипа не понимает будто и говорит с улыбкой:

- Пустынножителям всегда надлежит в крепости пребывать. А, про камни вы разумеете... Это дело хозяйственное, строено на века. А на врага у нас крепость - Крест Господень. От врага камнем не оградишься. Крестом да крепостью духа ограждаемся.



" Проходим еще ворота, и открывается "монастырский двор". Справа - великолепный собор Преображения Господня. Какой лучезарный свет! какие синие купола в лазури, золотое крестов блистанье! Всплывает, от детских лет: "Лик Его был как солнце, и ризы белы, как снег".




"Перед нами - собор Преображения. Господня, уходит в небо высокой колокольней. Тридцать и три сажени! Синие купола горят. Гранитные колонны в окнах и у крыльца. Гранитные кресты на камне. Все опоясано гранитом. Строено на века. И все построили монахи, сами. Не верится.

- Все сами?! - спрашиваю проводника-монаха.

- Работа братии, - ответствует он смиренно. И я вспоминаю, как часто говорилось: "монахи - тунеядцы"! Да как же так? "Все, до последнего гвоздочка, сами", "Бог помог", "для Господа трудились". И все без похвальбы, смиренно. Чудеса!"

[TatianaIv]

"Под скалой раскинулись монастырские сады... Слава трудников Валаама, слава - чудо. На камне - лудой называют на Валааме этот камень, - взошли сады. Правильными рядами идут раскидистые яблони, груши-дули, сквозные вишневые деревья - радость. Вон и любимые ягодные кусточки смородины и крыжовника, взятые чинно в жерди, - видно отсюда даже блистающие грозды ягод - сквозные яхонты красной смородины, тяжелые сережки крыжовника.

- Садиком любопытствуете? - спрашивает старичок-послушник в скуфейке. - Да, по весне рай у нас. Соловушки, ангельское дыхание воздухов, цветики Господни. Голову даже заливает, не отойдешь... И подумайте-то: ведь на камне произрастание красоты такой! Двадцать лет трудился тут монах Гавриил, землю таскал на луду плешивую, все сам насадил. А вон, поправей, у моста через овраг, другой сад. Там у нас лечебные травы произрастают. Там на каждой яблоньке, может, десятка по два сортов родится трудами о. Никанора премудрого. - Награды имеем за яблочки, медали золотые. А цветов-то сколько, какие и - аргины, и... чего-чего нет! Иконы убираем, и Крест Животворящий, на Воздвиженье, и на хоругви, на крестный ход когда... Лилии произрастают даже, белые, чистые, вот архангел-то Гавриил пишется, с лилиями... самые такие, все трудами. У нас по озеру в июнь-месяце льдинки еще похаживают, а уж сады цветут - благоухают, дыханье ангельское такое... вон куда уйдешь, а все слыхать, как черемуха подает себя... по всему-то монастырю, томит даже, окошки уж прикрываем, размаривает душу"

[TatianaIv]

"Мы едем в Коневский скит, - во имя Божией Матери Коневской, верстах в шести от монастыря...
Погода серенькая, дождливая: унесли лето журавли. Едем лесом. Остро пахнет грибами, осеннею горьковинкой хвои. Намокшие лапы елей цепляют нас за шляпы и осыпают дождем. Неуютно теперь в лесах. А как пойдут настоящие осенние дожди да бури, леса зашумят-завоют, повалят лесные буреломы, - жутко тогда в лесах. А отшельники по глухим скитам будут выстаивать ночи на молитве, а днями колоть дрова и собирать валежник. А рыбаки-монахи на своих древних ладьях выйдут на бурную Ладогу закидывать свои сети-мрежи; на кирпичном заводе трудники будут мять мокрую глину на кирпичи, каменотесы - ломать на горах гранит. Бури, ливни, метели, - все едино: Валаам не остановит своей работы - служения "во имя": подвижнических трудов, молитв. Светит им Свет Христов...

Ну вот, приехали. Поперек дороги мокрый плетень из хвороста, - дальше и нет пути: тупик, скит.
Отыскиваем в плетне проходик. Видим с холма озерки, кусты и церковку. Сеет дождик, скучно шуршит по листьям. Идем мимо черных огородов, доходим до деревянной церковки, - ни души. Воистину - скит, пустыня. Церковка заперта.



За огородом, на холмике, две смежные избушки. Это кельи пустынников, связанные сенями. Плачут в дожде оконца, дымок курится и стелется, дождь надолго. В каменистой горке выбита криво лесенка. Мы, скользя, поднимаемся к избушкам. Да где же скитники? Заглядываем в сени и видим: вот они, жители пустыньки. На полу сидят трое: седенький, тощий старичок в скуфейке, приятный такой лицом, мертвенно-восковым, бескровным; черноватый монах, лет сорока, кряжистый, с горячими глазами, и юный послушник, светлоликий, с тонкими чертами, в золотистых локонах, как пишут ангелов. Сидят молча и старательно чистят лук, режут ботву с головок.

- Бог в помощь, здравствуйте!

Возглас пугает их. Так они были заняты работой - а может быть, и мысленной молитвой, - что не слыхали, как мы вошли.

- А, Господи помилуй...- сказал старичок-схимник, и я понял, что это о. Сысой, о котором говорил нам странник. - Лучок вот режем, Господи помилуй.

Прочие только поклонились и продолжали резать. Не вовремя мы, видно, попали. Стоим, молчим. А они продолжают резать, будто нас здесь и нет. Наконец схимонах говорит опять, будто с самим собой:

- Лучок вот режем, Господи помилуй.

Я думаю: они разучились говорить и молчат от смущения. Прошу показать нам церковку и келью о. Дамаскина.

- Возьми ключи да покажи им... все обскажи про батюшку...- говорит старичок мальчику в локонах. - А угостить-то вас и нечем... Господи помилуй...

Мальчик ведет нас к церковке, скребет огромными сапогами по камням. Церковка небогатая, бревенчатые тесаные стены, скромный иконостас; дощатый, в сучочках, пол. Пахнет сосной и ладаном

[TatianaIv]

"Мы перешли мостик и поднялись на горку, где под дубками, кленами и липками стояла пустая теперь келья игумена Дамаскина.

На стене сруба прибит четырехаршинный крест, работы Дамаскина.

Мы вошли в келью-клеть. Эта клеть, простая изба, разгорожена на четыре клетушки. В одной он работал, - а и повернуться негде; в другой молился, в третьей переписывал священные книги, в четвертой почивал.

- Вот его моленная.

Клетушка шириной в аршин, длиной в два. Аналойчик, икона, стул. В крохотное оконце виден краешек озерка, холмик, поросший лесом. Здесь искушали его бесы, устрашали, осенними бурными ночами, в этой живой могиле. А он молился. И продолжалось это семь долгих лет, до главного подвига - строительства царства валаамского.

- А вот его постель.

В клетушке, под оконцем, дощатый гроб на полу и в нем рогожка"

*вот так, братцы, а нас частенько качество матрацев в отелях не устраивает...*

[TatianaIv]

так кто он такой,этот человек, труду и молитве которого Валаам во многом обязан своим обликом?

"Все величавое, крепкое, что видите на Валааме, связано с именем Дамаскина. Это был замечательный хозяин, строитель, строгий подвижник, железный характер. Часовни, кресты, дороги, каналы, скиты, гранитные лестницы, водопровод, корпуса, колодцы, сады, храм великолепный, мастерские, фермы...- все это создано его волей, его умом. Он собрал живших по лесам и дебрям отшельников-одиночек и водворил по скитам. Он пополнил устав мудрого старца Назария Саровского, ввел суровую дисциплину. Это был игумен с железным посохом. И этот железный человек пишет в своем завещании такое:

"Я всю жизнь любил Валаам, любил каждого из вас. Мое сердце было всегда отверзто для нужд ваших... Но я был человек грубый, простой, необразованный, - естественно, что искренняя, глубокая моя любовь к вам иногда не находила себе приличных внешних выражений".

Это писал крестьянин, не получивший в миру никакого образования. Судьба его примечательна.

С юношеских лет Дамиан - мирское его имя - восчувствовал тяготение "к мирам иным": пошел странствовать по монастырям, отыскивая себе место "душевного усовершенствования", пока не водворился на Валааме. Замечательно, что несколько странных явлений - "знамений"? - как бы указывает ему пути.

Когда он шел впервые на Валаам, встретились ему старцы с Белого моря, шедшие с Валаама в монастырь Александра Свирского. Старцы эти низко поклонились ему, юноше, одетому по-крестьянски.

Когда он пришел на Валаам и шел лесной дорогой в скит Всех Святых, встретился ему монах Феодорит и сказал: "Оставайся-ка у нас. Трудись на послушаниях, в скиту и в пустыне. На, возьми мои четки".

Когда он пришел в скит Всех Святых, старец Евфимий, прозванный монахами "духовной улицей" за умение уловлять души, земно поклонился новоприбывшему. И юноша остался в лесах и пустынях Валаама.

По благословению игумена, монах Дамаскин водворился за шесть верст от монастыря, в непроходимой глуши лесной, на берегу двух озерков. Было ему тогда 32 года. Он стал избегать встреч и разговоров, ел гнилую пишу, изнурял плоть свою и носил вериги. В бурные осенние ночи дождь стучал по стеклу оконца, завывал в трубе ветер, гудел страшными голосами бор, а Дамаскин стоял на молитве. И так - семь долгих лет. Иногда в ночи - говорит его житие - из озерка поднимался кто-то страшный, с растрепанными власами, стучал в окно кельи, ломился в двери. Иногда тьма бесов плясала вокруг кельи, и келья содрогалась, как мельница.

Потом - трудная жизнь в скиту Всех Святых, потом долголетнее игуменство, полное кипучей деятельности, всяческое строительство - хозяйство"

[Margusha]

TatianaIv, Таня, вот ты выдала! Как прекрасно, с таким удовольствием почитала, вот спасибо!

[TatianaIv]

Пожалуйста)
Сегодня продолжу

[Lampa]

Спасибо.Читаю, вспоминаю наше с внучками недавнее путешествие по Ладоге и Онеге на Фурманове. Обожаю эти чудесные места!



Есть у меня такое фото.Если не подходит,удалю. Фото сделано не мной, а младшей внучкой.В этом круизе мы ей отдали свой фотик и она снимала, что хотела.Все больше цветочки, жучки, уточки…

[TatianaIv]

Не надо)
Ностальгия)

[Margo]

TatianaIv,
Увидела случайно продолжение отзыва в Вашем исполнении, сейчас пойду подробно перечитывать, очень интересно. Спасибо.

[TatianaIv]

У каждого наверно свой Валаам.
если бы кто спросил меня - а какой он, твой? я бы ответила - потаённый.

Конечно мне очень понравился монастырь, его небесного цвета купола и мощь монастырских стен, но сердце мое осталось именно в стороне Коневского скита.

и снова за меня все сказал Шмелев:
"Куда ни пойдешь на Валааме - всюду встретишь, совсем неожиданно, крест гранитный или гранитную часовню. Зайдешь далеко в лес. Дорога неведомо куда уходит. Впереди лес стеной, камень-глыбы. Забываешь, где ты...- и вдруг на повороте, под широкой елью, как под шатром, - часовня. Дверь открыта; на аналое крест и евангелие; кадило, псалтырь, старинный, и благодатно взирает Богоматерь, или Спаситель, кроткий, призывает к Себе трудящихся и обремененных. Иногда вылетит пичужка, покрутится над вами и влетит в часовню. А кругом первобытный лес. Ветерок - откуда-то вдруг прорвется, шевельнет голубенькую выцветшую ленту на иконе. Хорошо здесь сидеть, подумать. Воистину, тишина святая.
Необыкновенное чувство испытаешь, когда увидишь лесную часовенку такую: так вот будто и осветит, и дебри не хмурятся и не пугают глушью, а свято смотрят, в самую душу проникают. И веришь, знаешь, что это все - Господне: и повалившаяся ель мшистая, и белка, и брусника, и порхающая в чаще бабочка. И постигаешь чудесный смысл: "яко кроток семь и смирен сердцем". И рождается радостная мысль-надежда: "если бы так все было, везде, везде... никаких бы "вопросов" не было..."

[TatianaIv]

Пора идти к пристани...
Светлый день обманчив - как ни высоко солнце, а часы упрямо торопят - Чехов ждет, тут конечно игра слов, потому что в баре тоже ждет Чехов

идем по лесу, кроме нашей маленькой группы никого, слово весь остров остался в наше распоряжении.

[TatianaIv]

Крест конечно новый,не времен о.Дамаскина, но также неожиданна встреча с ним, а уж на фоне синего неба и глаз не оторвать




а вот и наш дорогой дом поджидает усталых и счастливых паломников.



А вот и другой Чехов нас дождался

[TatianaIv]

"Гудок. Прощай, Валаам, чудесный, светлый. Мы говорим друг другу - говорим взглядами и понимаем: как хорошо мы сделали, что выбрали - почему-то - Валаам целью поездки нашей. Говорим глазами:

- Правда ведь хорошо?

- Правда, хорошо.

Второй гудок. Матросы закрыли борт. Певчие-монашонки звонкими дискантами зачинают: "Преобразился еси на горе-э...!" Послушники поддерживают басами. На пароходе подхватывают тропарь. Катится по Монастырскому проливу, в камнях отзывается, в лесах.

Третий гудок. Пароход отваливает от Валаама. Богомольцы снимают картузы, крестятся на собор. За решеткой, на высоте у монастыря, одинокие черные фигуры смотрят, - не разобрать: иноки провожают прощальным взглядом. Ползет за ним пенистый хвост воды, расходится длинными косами, катится к каменистым берегам, шлепает белой пеной. Мимо скита Никольского, - Ладога там блестит.

- Прощай, Валаам... до будущего года! - слышатся голоса на палубе.

На гранитных утесах лес островерхих елей. Над ними золотится крестик скита Всех Святых.

Вот и вольная Ладога играет. Пролив - за нами. Виден весь Валаам, весь в солнце, зубья его утесов. Где-то на высоте, за соснами - деревянная церковка-игрушка: дальний скит, Александра Свирского. Снежно сияет светило Валаама - великолепный собор с великой свечою-колокольней. Дремлет. Лазоревые его главы начинают вливаться в небо, лазоревое тоже. Белеют стены в зеленой кайме лесов. Снежная колокольня долго горит свечой - блистающим золотом креста. Мерцает. Гаснет."

[Margusha]

TatianaIv, Таня, ну надо же, как созвучно с нашими настроениями. Как точно Шмелев передал все, что можно было бы сказать о Валааме, как душевно.

Эта дополнительная экскурсия "По скитам Валаама" была у нас после обеда.
Я силилась вспомнить этот обед, о чем говорили, что ели наконец. Бесполезно.
Ну и прекрасно, потому что да, все перекрыл Валаам

сердце мое осталось именно в стороне Коневского скита.

Тут уже нас не везли никуда, просто мы вышли с корабля, нас разбили на группы и повели. По деревянным мосткам. Оказывается, это из-за змей. Куда там! Какие змеи, когда такая красота



Это надо обязательно запечатлеть, что бы вечно помнить, вечно вспоминать

[Margusha]

Помимо самого монастыря монахи живут и в скитах, находящихся как на самом Валааме, так и на соседних небольших островах. В скитах уставы разные: куда-то вход свободный, как, например, в Воскресенский, находящийся рядом с туристической Никоновской бухтой.
Это первый скит, куда ведут всех туристов.



Человек, который предложил игумену построить скит на том берегу, где живут монастырские рыбаки и дал на это 10 тыс рублей, свою идею в жизнь не воплотил. Умер на горе Афон, куда отправился за принятием Великой схимы. Но скит стоит, и нижний храм устроен по подобию пещеры храма Гроба Господня в Иерусалиме, и все иконы написаны Валаамскими монахами. Лишь образ Божьей Матери Иерусалимской был передан из Москвы в благодарность за устройство там Валаамского подворья. А золоченый купол Воскресенского храма, как и прежде, служит ориентиром для прибывающих на Валаам судов.